ВЗРОСЛЫЙ СЫН БОЛЬШОЙ СЕМЬИ

Магомед-Загид Аминов

Трудно найти в многоязычной Стране гор человека, равнодушного к имени поэта Расула Гамзатовича Гамзатова. И не потому, что его книги переведены на многие языки, и они издаются в Москве, в Праге, в Варшаве. И не потому, что он лауреат многих премий. И не потому, что ему присвоено высокое звание народного поэта Дагестана. И не только потому, что он дагестанец.

Простые горцы его любят за то, что он в своей высказанной мечте, боли и радости выразил их мечту, боль и радость, понятие о высокой человечности, мужественной красоте и благородстве, то есть за то, что он говорит от их имени и так, как они хотели бы сами.

Одну из своих лучших книг поэт назвал «Мой Дагестан», и здесь он подчеркнул не столько то, что Дагестан – его родной край, сколько свое отношение к единой для людей многих национальностей родине, стремительно идущей из глубины прошлых веков навстречу будущему.

У каждого горца может быть свой Дагестан. И у каждого читателя – свой Расул Гамзатов; каждый может увидеть в нем то или иное духовное начало. Для одних Гамзатов может быть – певец нежной счастливой любви, для других – мыслитель, умудренный большой духовной жизнью и многовековым опытом народа, для третьих – продолжатель прекрасного своеобразия и великих традиций родной земли.

Можно было бы назвать эти заметки о нем – «Мой Расул Гамзатов». Но подобное название потребовало бы широкого разбора всего творчества поэта в данном аспекте. А цель этой статьи более скромна – отметить то, что, на наш взгляд, является движущей силой поэтического дара Р. Гамзатова.

Поднявшись по охвату жизни, по напряжению выявляемых чувств и масштабности затрагиваемых вопросов, на уровень лучших поэтов XX века: турка Назыма Хикмета, француза Поля Элюара, чеха Витеслава Незвала, русского Сергея Есенина, чилийца Пабло Неруды, поляка Юлиана Тувима, американца Роберта Фроста, итальянца Сальваторе Квазимидо и других – и, не теряя удивительной непосредственности и связи с бытом, культурой, традициями родного дагестанского народа, Расул Гамзатов сам определил границы поля своего действия:

Не склонна совесть ни к каким уступкам,
И, находясь в дозорной вышине,
Она определяет по поступкам,
Кто на какой сегодня стороне.

(Р. Гамзатов. Граница. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

Расул Гамзатов заслуженно носит звание народного поэта Дагестана. И не только потому, что в его стихи, как в родной дом, входят и кубачинские златокузнецы, и табасаранские ковровщицы, и лакские канатоходцы, и не только потому, что поэт на чужбине с одинаковой тоской думает о Гунибе и о кумыкских степях. А потому, что творения поэта – это россыпи жемчужин духовной культуры, нацио­нального богатства многоязычного народа.

Яркообразная, афористичная, полная неожиданных сопоставлений, темпераментная поэзия Гамзатова вобрала в себя суть огромного богатства пословиц, народных песен, легенд и притч, она стала совершенно новой ступенью развития самого народного творчества. Недаром сборники стихов нашего поэта вошли в жизнь каждого горца, а его глубоко поэтичное, мудрое произведение «Мой Дагестан» стало настольной книгой.

Тот, кто любит гражданственность Ирчи Казака, неповторимую образность Батырая и Щазы Курклинской, кто любит огненную страсть великого Махмуда, печаль Етима Эмина, мягкий юмор Гамзата Цадаса и интернациональный пафос Эффенди Капкева, тот не может не полюбить Расула Гамзатова. Это их «общий» Расул – посланец в будущее, взявший на спину своего богатырского таланта все их сбывшиеся и несбывшиеся надежды. Это мировоззрение новой эпохи.

Дагестанцы говорят: танцуй то, что играет зурна; надевай бурку во время дождя, а не после; помогай человеку, когда он в помощи нуждается. Есть, наверно, в этом смысл, если Расул Гамзатов из года в год и в выступлениях, и в стихах повторяет: «Нам не хватает доброты». Может, эта задача возложена на него самим народом?

Одна из главных национальных черт дагестанцев – это человеколюбие, которое выражается и в гостеприимстве, и в доброжелательности, и в гордости человеческого достоинства, и в готовности полезть в драку, чтобы защитить слабого. Может, следя за нашим «железным веком», думая о жестоких последствиях второй мировой войны, сам народ говорит устами лучшего своего поэта: «Нам не хватает доброты».

Как большой художник, Расул Гамзатов создал цельный мир, где каждый штрих пропитан добротой, человеколюбием. Он смотрит на жизнь и людей не глазами интеллигента, а глазами простого человека, труженика, не глазами гостя, а глазами хозяина и видит добрую основу во всем.

Малыши растут у нас в дому,
Тянутся к нам добрыми руками.
Люди, объясните, почему
Мы порою злы бываем сами?

(Р. Гамзатов. «Рождены мы в самый светлый час…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

О каких бы больших проблемах ни говорил поэт, он не отрывается от родного дома, очага – от начала сущего добра на свете: «Недаром начинаются с детства, с очага, сказки, что кончаются гибелью врага». И эта земная простота помогает ему говорить о большой жизни без сентиментальностей, вычурной «поэтичности».

Мужчины, не шуметь –
Ребенок хочет спать,
Не надо пить, и петь,
И в кровника стрелять!

(Р. Гамзатов. «Мужчины, не шуметь…» Перевод Н. Гребнева)

Если любить Расула, то, видимо, в первую очередь, за ту доброту, что несет в себе его поэзия, если судить – тоже за доброту. Поль Элюар писал: «Люди созданы, чтобы понять друг друга, чтобы любить друг друга, у них дети, которые станут отцами, у них дети, которым холодно на свете, которые заново откроют огонь, которые заново откроют человека». Не отрицая этого и в малой степени, Расул Гамзатов сказал бы: поэт рождается, чтобы породнить людей. И думается, этой миссии посвящено все творчество поэта. Ни в одном своем стихотворении Гамзатов не забывает об этом.

Я с крыши горского аула,
Сквозь даль, которой нет конца,
Увижу турка из Стамбула,
Похожего на моего отца.

<…>

Я помню женщину на Капри,
Что на мою похожа мать.

(Р. Гамзатов. О моей родне. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

Как проникновенны строки, посвященные отцу, поэту Гамзату Цадаса:

В каждом горце, я знаю, есть нечто такое.
Что всегда мне напомнит отца моего.

(Р. Гамзатов. Стихи о Гамзате Цадаса. «Не на карточках в толстом семейном альбоме…»
Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

А поэтам Кайсыну Кулиеву и Алиму Кешокову Гамзатов признается, что из двух своих братьев, не вернувшихся с войны, один был похож на Кайсына, другой – на Алима.

Страстный певец дружбы народов, Расул Гамзатов создал циклы трогательных стихов о Грузии, Армении, Азербайджане, Болгарии. И в них та же цель, то же стремление подчеркнуть родство людей.

«Как армянин, я Арарат люблю»,– как это просто и как сильно сказано. Действительно, кто может любить мать сильнее ее сына?

Порой странными кажутся выводы дагестанского поэта, порой – и малозначительными.

Отличны друг от друга города,
И люди, и дома, и монументы.
Похожи только всюду и всегда
Поэты, ребятишки и студенты!

(Р. Гамзатов. «Отличны друг от друга города…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Можно было бы спросить, ну что особенного в этом, если бы эта строфа не являлась маленьким штрихом большой, как сама многоликая жизнь, поэмы, где только что родившаяся мысль подхватывается следующим стихотворением:

Равно клянут шоферы всей земли
Полицию со злобою привычной.
Я понял, что у всех людей земли
Гораздо больше сходства, чем различья.

(Р. Гамзатов. «Везде поэты ропщут, что стихов…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Или:

За морем люди с разным цветом кожи
Мне часто улыбались, и всегда
Я был уверен, что они похожи
На аульчан из нашего Цада.

(Р. Гамзатов. «За синим океаном, в дальней дали…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Каждая строка ложится под ноги, как ступень, и мы поднимаемся на «дозорную вышину», на высоты человеческого духа, сознания единства людей:

Уж двадцать лет, как двое братьев милых
Погибли в неизвестном мне краю.
И двадцать лет во сне на их могилах
Я – третий брат – стою и слезы лью.

Весь мир исколесив, сумел понять я:
В любом краю земли, в любой стране
Все люди мира – тоже третьи братья
Погибших и пропавших на войне.

(Р. Гамзатов. «Уж двадцать лет, как двое братьев милых…» Перевод Н. Гребнева)

И в конце не восклицательный знак, а точка, минутная остановка, несущая читателю сотни невысказанных мыслей. А потом ступень еще тревожней:

Где-то в поле человек убит,
Где-то мать над павшим сыном стонет,
Где-то плачут женщины навзрыд.
Мне мерещится, меня хоронят.

(Р. Гамзатов. «Вот родился маленький джигит…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Поэту в продолжении всей жизни кажется, что он солдат, погибший на войне, что он Махмуд, убитый выстрелом в спину, он не может уйти от чужой судьбы, ибо нет для него никакой чужой боли. Это и рождает в нем слово, ставшее одним из высших достижений всей советской поэзии, проникнутой духом гуманизма:

Поэт обходить не научен беду,
А радости сами проносятся мимо.
И я – Ленинград в сорок первом году,
И я – в сорок пятом году – Хиросима.

Еврея – в Треблинке сжигают меня,
Я в Лидипе – чех, я. Француз – в Орадуре.
Где б ни был пожар, не уйти от огня,
Где гром ни гремел бы, я гибну от бури.

(Р. Гамзатов. «Поэт обходить не научен беду…» Перевод Н. Гребнева)

Всего восемь строк, а сколько сказано! «Восемь струн у твоей мандолины, восемь тысяч мелодий при них!»

Даже печальное кладбище в стихах Расула несет светлую мысль. И жизнь в мире одна, и кладбище одно. Сколько наших бойцов похоронено в чужих краях.

Цадинское кладбище, как ты могилы,
Могилы свои далеко занесло!

(Р. Гамзатов. Цадинское кладбище. Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Все больше и больше тревожит поэта судьба мира, судьба человечества. Из всех заграничных поездок Расул Гамзатов привозит в родной Дагестан тревогу за судьбу народов разных континентов, сочувствие к их борьбе за независимость, веру в их доброе будущее.

Возвратившись к родному очагу, где из прошлого слышится сказка отца, и тишина звенит песней матери, поэт вспоминает, как турок в Стамбуле взглянул на него с надеждой, как на сына, как гвоздики алые в Париже ему девушка преподнесла, как обнял африканца, что цепи рабства разорвал, и высказывает мысль, рожденную поистине большим чувством родства людей:

Земля как будто стала шире.
И тем горжусь, что в наши дни
Все больше в неспокойном мире
Моей становится родни.

(Р. Гамзатов. О моей родне. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

Сила гамзатовского таланта в том, что, даже охватывая вопросы глобальной широты, он не теряет национального своеобразия, непосредственности восприятия, той теплоты жизни, что стихотворчество превращает в поэзию.

Разделена границами земля.
Но если град иль буря разразится,
Они не спросят, чьи это поля,
И не посмотрят, где идет граница.

(Р. Гамзатов. «В горах у нас,– так люди говорят…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Как это хорошо почувствует горец! Нигде, наверное, землю не делили на такие мелкие кусочки, как это делалось раньше в горах из-за нехватки поля.

Стихам нашего поэта в большей степени свойственна контрастность. Как это хорошо, когда мы, читатели, не знаем, что и как скажет автор в следующей строфе. Как бы хорошо мы не знали поэта, мы никак не можем предугадать ни его мысли, ни хода ее воплощения. Неожиданность – одна из лучших черт поэзии, когда читатель по-настоящему ощущает «свежесть слов и чувства простоту» (Анна Ахматова). Не об этом сейчас речь. А о том, что, говоря о борьбе, о врагах, надевая Фиделю на плечи горскую бурку, поэт не забыл заметить, что «сладко под буркой спится в чистом поле во время дождя». Нет, конечно, поэт не призывает к уходу от борьбы, не соблазняет сном под буркой. Его мысль еще не оформлена, только намечается. Но её и нельзя говорить словами, ибо она умрёт как мысль.

В одном из прекрасных своих стихотворений «У Цумадинской реки» поэт, как бы не выдержав обаяния ночи у реки, когда от далекой песни, что пела девушка, захмелели все мужчины, «а в кружки смотрелась луна», признался: «Как много хорошего в мире, как много красивого в нем!»

Это маленький ключ, которым открываются ворота в мир, созданный душой и умом Расула Гамзатова. Большой поэт всегда – создатель, Всемогущий и Милосердный. Возьмите в руки томик нашего поэта в минуты разочарования, непоправимого горя, отвращения ко всему или в минуты равнодушия, и вы поймете многое, что вам казалось просто словами, грешными стихами. Прочтите о жажде («Покуда вертится земля»), о старых горцах и запоздалых ласточках», о сердце, что живет в горах, о весне и любви – и вы вдохнете воздух, пронизанный первоначальной свежестью мира, музыкой, зовом близких сердец, и тишиной перед свершением чуда. И снова почувствуете вы под собою крепкую землю, вокруг себя – весну и глаза своей большой родни. Тогда, может, и вы не останетесь равнодушными к признанию:

На колени у речной излуки
Будто бы паломник становлюсь.
И хоть к небу простираю руки,
Я земле возлюбленной молюсь.

(Р. Гамзатов. «И люблю малиновый рассвет я…» Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

У дагестанских поэтов стихов о любви очень много, но, к сожалению, не все они искренни. Налет банальности, штампованности, надуманной игривости и «страданий», как парша, разъедает их. Ни в какой мере это не относится к стихам Гамзатова, хотя, на первый взгляд, странным вопросом о великом певце Махмуде открывается книга его стихов о любви: «Откуда о любви моей, откуда узнал он до рожденья моего?» Но и тут опять подчеркивается не что иное, как духовное родство, причастность к судьбе другого, единство начал.

Можно было бы одно за другим приводить стихотворения Гамзатова о любви, удивляться, восторгаться жемчужными находками, переворачивать их на свету, разгоняя радужные искры, как дети любуются своими нехитрыми сокровищами, показывая их другим. Ведь лучшие люди, пусть даже седые,– это дети. «Я с тобою не буду седым стариком,– буду мальчиком белоголовым»,– сказал поэт.

Нет, конечно, Махмуд не мог знать о любви времен Расула Гамзатова. В противовес махмудовской любви, неразделенной, униженной расчетливой моралью, Расул воспел полное слияние душ людских, строгое горское слово: «Ты – моя судьба»,– наполнил полнокровным смыслом. Нет, все же Махмуд мог знать о любви Расула, ведь человек, найдя в себе Человека, ищет его в другом. И буря махмудовской страсти. и смерч его тоски оживают в нас, когда слышим из уст нашего современника:

Нет, о тебе стихов я не писал,
Не замечая сам, я просто пел их.
Так раненый, не замечая сам,
Тихонько стонет на носилках белых.

(Р. Гамзатов. «Нет, о тебе стихов я не писал…» Фрагмент.
Перевод Е. Николаевской и и И. Снеговой)

В нашем суровом краю, где жизнь никогда не была легкой и где человеком не считают того, кто хочет жить легкой, бескрылой, бездарной жизнью, превыше всего ставят доброту. У нее тысячи широких дорог и тропинок. Она диктует свои законы языку горцев, их песне, искусству. Доброта – начало и источник любого новаторства в искусстве и литературе, поскольку является не только вообще сутью человеколюбия, но и в том или ином народе она имеет особую форму выражения. Пример истинного новаторства – поэзия Расула Гамзатова. Попробуйте в ней найти хоть одну строку, одно сравнение, один взгляд, оскорбляющий хоть слегка человеческое достоинство. Не найдете. А найдете за каждым словом трепет большой человеческой души. Может, кто-нибудь подумает, что ведь, мол, Гамзатов не выдумал особо никаких способов стихосложения, рифмовки и т.д. Сотни были в мире подобных «внешних» новаторов, да без следа исчезли, потому что они мало думали о главном источнике любого новаторства.

Мало кто в наш век имел такое влияние на поэзию всего Кавказа, какое оказал и оказывает Гамзатов. Высокий костер его поэзии осветил широкую поэтическую карту. Он по-народному мудро сказал, что «самые лучшие кувшины делаются из простой глины, а самые лучшие песни – из самых простых слов». Он остается верным этой мудрой истине. Но вместе с этим и признается:

Деды на взлохмаченных конях
В бой скакали, распрощавшись с милыми,
И писали кровью на камнях
То, что тщусь я написать чернилами.

(Р. Гамзатов. «В старину писали не спеша…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Да, тут не просто «написать чернилами», а жить, бороться. Потому так много горьких строк в гамзатовской поэзии. Гамзатов по-пушкински светел, но в нем хватает и лермонтовской проникновенной горечи. Он никогда не забывает, что «бой идет святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле» (А. Твардовский).

Чего хочу я? Работы, заботы,
Чтоб руки мои не повисли в бессилье.
А слава? Пусть славятся эти высоты,
Которые создали нас и вскормили.

(Р. Гамзатов. Ответ на твое письмо. Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Ему больно, что он стал старше брата своего, который погиб на войне; ужасы Хиросимы, судьбы Анхил Марин, Эльдарилава, Ирчи Казака, Саида Кочхюрского разрывают его сердце; он тревожится за жизнь всей своей большой родни. Он – взрослый сын этой семьи. А горцы хорошо понимают, что это означает и какая тяжесть ложится на его плечи.

В заключение хочется подчеркнуть, что творения Расула Гамзатова – это настоящая школа для растущих поколений мастеров слова. Да не будет их совесть глуха к завету неповторимого таланта, доброты высокой пробы:

Стихотворец, воскреси солдата,
Будь призванью верен – воскреси!
Возврати любимого любимой.
Голым веткам шелест подари.
И тропу вдоль чаши нелюдимой
Ты от сердца к сердцу протори.

(Р. Гамзатов. Будь призванию верен. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

1971 год

Аминов, М.-З. Взрослый сын большой семьи// Слово о Расуле Гамзатове.- Махачкала: Дагкнигоиздат, 1973.- С. 191-200.

Магомед-Загид Амиршейхович Аминов (1938-1998) – поэт