Тимур Мамаладзе
Всадник не спешил вскочить в седло. Он медленно вел коня на поводу и
думал о том, что оставляет за собой и что ждет его впереди...
Будет ли позволено и мне немного помедлить, прежде чем я доверюсь
быстрому бегу газетных строк? Было это или не было, не знаю, только сегодня мне
часто видятся леса за Алазани и в их неторопливом восшествии к лугам, скалам,
снегам — отнесенная временем и далью фигура путника. Он из конца в конец
исходил свой край и теперь идет к рубежу, за которым уступом к уступу, домом к
дому, вершиной к вершине выстраивается Дагестан. Рубеж обозначен дорожным
указателем, только надпись на нем необыкновенная: «Начало дагестанской тропы».
Он садится на камень и долго кого-то ждет... Было это или не было, не знаю,
только сегодня я часто думаю о встрече, после которой та тропа стала моей.
Гамзату Цадаса чужды были громкие признания в любви. Стихи о любимой он
писал по-арабски: зачем постороннему взгляду рыскать по тропам твоих чувств?
Его сын, Расул Гамзатов, чувства утаить не может: «Дагестан — моя любовь и моя
клятв и моя молитва. Ты один — главная тема всех моих книг, всей моей жизни».
Отец не строил дворцов любви, сын возводит их с упорством, равным чувству
своему, таланту и мастерству. Что же, у каждого своя тропа. «Когда я был еще
подростком и был еще жив мой отец, мне понадобилось сходить в Хунзах. Я свернул
с большой дороги и хотел идти по тропинке, проторенной моим отцом. Старый
горец, увидев меня, остановил и сказал: «Тропу отца оставь отцу. Ищи себе
другую, свою тропинку». Я послушался старого горца и пошел искать новый путь.
Длинной, извилистой оказалась тропа моей песни, но я иду по ней, собирая свои
цветы для своего букета.
На этой же тропе мне впервые пришла мысль об этой книге. «Своя тропа —
реальный путь от аула Цада к Хунзаху. «Своя тропа — образ и метафора. Своя
тропа — характер поэта и ключ к его творчеству. Если... художник выпускает свою
птицу на волю, она смешивается со стаей других, одинаковых, значит он не
художник... У человека должен быть свой очаг, чтобы самому разводить огонь.
Севший на чужого коня рано или поздно сойдет с него и отдаст хозяину. Не
седлайте чужих мыслей, заведи те себе свои».
Люди нынче много странствуют — по заморским ли странам, по родным
местам — и много пишут о странствиях. Нет числа путевым очеркам и путеводителям
Многие не замечают или не желают замечать того, что открывают уже открытое до
них. Одинокими островами сокровищ в бескрайнем сером море таких писаний стоят
книги открывшие нам неведомое — в судьбах народов или в душе художника. Книга
«Мой Дагестан» обещает читателю все эти открытия.
Все эти и еще одно, самое волнующее: «В Африке я видел удивительный,
необыкновенный цветок. Каждый лепесток этого цветка окрашен в свой цвет. У
каждого лепестка свой аромат, свое название. Короче говоря, на стебле растет
прекрасный готовый букет, но в то же время это один цветок. Я хотел бы, чтобы
моя аварская книга была похожа на сказочный африканский цветок, чтобы каждый
мог найти в ней свое близкое и родное». Я нашел. Читал книгу о Дагестане, а
прочитал — о крае, где рос. Быть может, не о нем, а о том, без чего мир — не
мир: если из стены вынуть один камень, долго ли выстоит стена?
Я нашел в книге близкое и родное, как находят люди, живущие далеко от
границ Дагестана. И совсем не случайно то, что книгу с аварского на русский
перевел Владимир Солоухин, очень русский писатель.
Проторенная в теснинах страниц, вознесенная на водоразделы глав, тропа
стала той дорогой, которой каждый читатель идет к своему постижению Родины.
Тот, кто скитался в горах, знает: наметив вершину и начав путь к ней, надолго
теряешь ее из виду. Только что она была перед тобой, но вот ты спустился в
ущелье, и ее уже нет. Выбираешься наверх, а она отступает, заслоняется
хребтами. Ты видишь перед собой преграды и забываешь о цели, но она не
оставляет тебя и постоянно напоминает о себе.
Так и в этой книге — читаешь ее, как к вершине идешь. Не всегда видишь
вершину перед собой, но она постоянно напоминает о себе. Не так ли и в жизни?
Не сразу и не просто выстраивается книга о Родине,— уступом к уступу, человеком
к человеку, судьбой к судьбе. Извилистая, но упрямая, подвластная лишь одному
поэту, тропа не признает ни рубежей времени, ни границ жанров. Из воспоминаний,
из записных книжек, наречий отца, Абуталиба, знаменитых и безвестных земляков
своих, из сказок и былей черпает он только то, что способно выразить главное:
«Мое сердце до краев наполнено Дагестаном». Он ничего не скрывает от нас — ни
сомнений, ни мастерства. Он показывает: «Вот как я пишу книгу, вот как я строю
дом».
Дом строится у нас на глазах. Мы видим, как он строится. Но мало сказать
— видим. Мы сами становимся его строителями — таково правило мастера — и потому
что мы тоже строим его, он дорог нам, как дорог бывает каждому отчий дом. Когда
начинаешь говорить о своем и говорить по-своему, забываются писанные до тебя
законы и уже не страшны ревнители хороших литературных манер. Расул Гамзатов
мог бы и стихами сказать то, что задумал сказать, но он поднялся на «скалу
прозы».
Очевидно, вовсе не потому, что почувствовал справедливость лукавого
парадокса Жюля Ренапара: «Стих всегда немного клетка для мысли», а потому, что
для возводимого им здания понадобился именно этот, а не другой камень». Расул
Гамзатов: «Что же, если правильно заложить фундамент и правильно возвести леса,
то строительство дома пойдет и дальше. Что это будет: рассказ, повесть,
предание, сказка, легенда, раздумье, или просто статья — я не знаю...» И
рассказ, и предание, и легенда, и раздумье есть в этой книге.
Только ли этот сплав определяет своеобразие книги, силу ее воздействия?
Нет. Она «ведет себя, как подобает книге Расула», потому что тропа торится из
самых глубин народной жизни и з те же глубины возвращается — уже более широкой
и дерзновенной, чем прежде. Это не та безоглядная погруженность в самородное,
что сродни духовной слепоте, что превращает достояния народного гения в
запертую лавку древностей, в источник этнического высокомерия и чванства: это
трудная, но благородная разработка глубинных пластов национальной культуры, ею
же вдохновленная и ради нее же предпринятая. Освободи от забвения, от
неведения, открой и отдай миру свои сокровища — богатый, ты станешь еще богаче:
они вернутся к тебе, соединив свой блеск с сиянием всех самоцветов земли.
Язык, фольклор, традиции, поэзия, зодчество, природа сотворили в тебе
твою Родину — выведи ее на простор и вернись к ней «специальным корреспондентом
общечеловеческой культуры».
Есть такое место в аварских аулах — годекан, место встреч и бесед. На
годекане расуловой книги собрался весь Дагестан, на годекане этом тесно от эпох
и событий, от имен и названий, от преданий и песен. И все-таки, там найдется
место и для каждого из нас, и для наших раздумий.
Нас пригласили на праздник метафор. Слившись в неразделимом сплаве
жанров, они, тем не менее, живут каждая своей жизнью. И их так много, что порой
проблемы (а их не может не быть в такой книге, ибо Родина — это не только отец
и мать, огонь и вода, язык и песня, это еще и трудности жизни и стремление
преодолеть их, проблемы эти относит з сторону неудержимым течением чувств.
Конец второй книги. Прервалась тропа? Нет, это только привал в пути.
Час раздумий о пройденном и о том, что ждет впереди. И поэт еще поведет нас по
тропе своей песни, ибо «еще пишется повесть о Дагестане. Нет и не будет у нее
конца»...
1972 год
Мамаладзе, Т. Ищи свою тропу [Текст]: О творчестве Расула Гамзатовича
Гамзатова (1923 – 2003)/ Тимур Мамаладзе// Слово о Расуле Гамзатове: Сборник/
Составитель Сиражутдин Магомедович Хайбуллаев.- Махачкала: Дагестанское книжное
издательство, 1973.- С. 176 - 179.
Комментариев нет:
Отправить комментарий