ВЕЛИКИЕ ВНЕ ВРЕМЕНИ – ГАМЗАТОВ И ПУШКИН

Маргарита Плохарская

Обращаясь к современным теориям литературоведения и шире – культурологии, мы считаем органичным рассматривать творчество народного поэта Дагестана Расула Гамзатова в русле общемировой классики как явление национально неповторимое, особенное. Несомненно, его творчество явилось результатом своеобразной литературной эволюции от античности до наших дней. Но эта эволюция всякий раз разрешалась творческой вспышкой, ярким светом, мгновенной исключительностью, «счастливым случаем», который Пушкин считал «мощным, мгновенным орудием Провидения». Творчество Гамзатова воспринимается монолитом, глыбой. Здесь не оправдывают себя скучные традиционные деления на периоды, этапы, жанровые монополии, на привязку только к романтизму или только к реализму.

Сам портрет поэта скульптурен, словно высечен природой в соответствии с его поэтическим глобальным даром: крупные благородные черты, проницательность всматривания, ореол обрамляющей седины и во всем – ощутимость мысли, за которой, как он сам скажет,– «мир огромный, что во мне таится». Он дарил мысль даже при простом разговоре, всегда находясь в состоянии творения. По воспоминаниям многих, разговаривая с ним, люди получали слово, которое долго еще держалось в памяти и долго «додумывалось».

Поиск истины ведется поэтом от «гнездовья души» и выходит к планетарному «Великому Аулу Поэтов». «Это и есть, может быть, тот процесс, который и называется поиском высшей истины по наитию...»,– так объясняет главную особенность творческого метода Расула Гамзатова необычайно чуткий исследователь, собеседник и друг поэта К. Абуков. «По наитию» и «с неистовой напряженностью» – замечательная формула, объясняющая рождение стихов по велению сердца. Это ли не самый честный и доступный только гениям путь?

Неоднократное обращение к «учителям», к вечно живым традициям в литературе, важным и беспрекословным для Р. Гамзатова, выводит его исследователей к соотечественникам – Махмуду, Батыраю, А. Гафурову, Г. Цадасе, русской классике. И называется в числе первых имя Пушкина, более других повлиявшего на творческое развитие Гамзатова, как само собой разумеющееся в пределах одного культурного пространства – России,– если даже разделенное промежутком более столетия. Главное не в том, чтобы признавать это влияние, а в том, как его понимать. Справедливо ли называть это «школой Пушкина», как это практиковалось в советском литературоведении? К. Султанов писал: «"Школа Пушкина" помогла аварскому поэту «ценить краткость, лаконичность, мудрую простоту, чистоту и глубину чувства; отвергать всякую литературщину, манерность, поэтические выкрутасы». Критик следует утилитарному социологическому подходу, уподобляя творческий процесс учебному плану на тему.

Справедливее, на наш взгляд, внутренняя перекличка, диалог с Пушкиным через века, миг понимания в пространстве сознания, когда стихи Пушкина, по убеждению нашего земляка Арсения Тарковского: «как поющий стебель камыша / Пятая координата мира – самосознающая душа...»

Гениальный актер XX века И. Смоктуновский, исконно пушкинский в роли Сальери, мечтал сыграть самого поэта, в котором «слишком много просто человеческого». Он писал, что Пушкин «стал у каждого из нас вторым неотъемлемым «я», стал нашими генами, которые, хочешь ты того или нет, живут в тебе да и все тут».

Традицией стала тема «Мой Пушкин», ибо у каждого поэта он свой, близкий именно ему, потому что удивительно национален, а отсюда – общенационален, современен. Это и вечно «живая вода», питающий исток. Пушкин предвидел свое бессмертие в культуре:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык.

<...>

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.

Под народом поэт понимал все «сущие языки» России, которая может быть великой только в многонациональном единении. Он оценивал свой труд поэта народного как исполненный, завещанный от Бога долг, исторически важный для «всей Руси», величие которой – в духовной миссии добронравия.

По признанию самого Расула Гамзатова: «Моя привязанность и близость к Пушкину всегда заставляет меня забывать о недосягаемости этого человека. Дорогой и великий – таким вошел он в мою горскую саклю, в мое сердце, в мою биографию». И еще одна важная теза провозглашена поэтом в его коротком эссе «Он победил»: «В разные времена я открывал для себя и любил разных поэтов, но Пушкину я не изменял никогда. Национальный русский поэт, он в моем сознании стал национальным аварским поэтом».

Пушкин определял потребность писать стихи словом «настроение», Р. Гамзатов нашел другое слово – «волнение», в котором мысль словно опережает само слово. Она сильнее слова, энергичнее, она бьется, прерываясь, как вода сквозь камень, Оба поэта сходятся в том, что настоящая поэзия – это поэзия эмоциональной мысли, или мудрой эмоции.

Учиться у Пушкина – означает постигать богатство родного языка, гармонию звуков, плоды ума и вдохновения, служение правде и народу, высоких чувств стремленья, открытость и главное – восхождение на высоту. По-своему – «на высоте» – он включает отношение к Пушкину в свою книгу «Конституция горца». Любовь Р. Гамзатова к Пушкину недекларативная, неюбилейная, а искренняя, почтительная и молчаливая:

Давай с тобою Пушкина почтим
И, не сказавши женам и соседям,
В Михайловское тайно мы уедем
И головы седые преклоним.

Пушкин для Гамзатова – поэт-мыслитель, философ, равный Сократу, Данте. В стихотворение «Всезнающих людей на свете нет...» Расул Гамзатов вводит метафору моря как субстанцию мира природы, ее вечности, перед которой отступают даже великие:

Пусть море говорит, а ты молчи,
Не изливай ни радости, ни горя.
Великий Данте замолкал в ночи,
Когда у ног его плескалось море.

Людьми заполнен берег или пуст,
Дай морю петь, волнам его не вторя.
И Пушкин – величайший златоуст –
Молчал всегда, покамест пело море.

Этот «величайший златоуст» Пушкин стал для Р. Гамзатова самой совершенной системой, человеческой и художественной, какая была когда-либо в истории отечественной культуры. В течение всей жизни Расула Гамзатова не прерывался его нескончаемый диалог с Пушкиным: «В небесных высях Дагестана парит много разных птиц, но выше всех – свободный, стремительный орел... Орлом поэзии был для меня всегда Пушкин». Пушкин для него не памятник, не школа, не учеба, а единомышленник, кунак: «Пушкин перешагнул через хребет столетия, стал нашим современником, и Пушкин же поэт будущего».

Высоким словом передал народный поэт Дагестана отношение к Пушкину, вложив в него признание своего народа. Неизвестно кем названная, стоит между морем и начинающимися горами скала Пушкин-тау, в изгибах склона которой видится профиль Пушкина, словно высеченный природой, чтобы помнить:

Мы, Высокие, будем стоять!

2012 год

Великие вне времени – Гамзатов и Пушкин [Текст]: Эссе о творчестве Расула Гамзатовича Гамзатова (1923 - 2003)// Плохарская, М. Свеча, зажженная классиками: Сборник статей, очерков и эссе/ Маргарита Артемовна Плохарская [Галегова, 1933 – 2011]; художник М. Левченко.- Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 2012.- С. 306 - 309.

Маргарита Артемовна Плохарская (Галегова, 1933 – 2011) – кандидат филологических наук