СЛОВО О РАСУЛЕ ГАМЗАТОВЕ: ЧУВСТВО И СЛОВО

15 июня 2013

ЧУВСТВО И СЛОВО

Сергей Наровчатов

Если бы мне предложили назвать десять лучших, на мой взгляд, поэтов – современников, я бы перечислил заветные имена, а в конце добавил: «И Гамзатов». Когда бы список сократили до пяти, я тоже в конце сказал бы: «И Гамзатов». Наконец, если бы пришлось выбрать одного любимого поэта, я и тут бы прибавил «И Гамзатов». В любых сочетаниях, при любой избранности имя Расула Гамзатова всегда будет стоять в ряду лучших. Советская поэзия сейчас не мыслится без его стихов, как недавно лишь дагестанская, а в будущем – твердо в это верю – мировая литература.

Я не преувеличиваю. По пальцам сейчас можно пересчитать поэтов такого размаха, с таким видением мира.

Дагестан присвоил ему звание народного певца – это высшая честь, которую смогли оказать земляки. Но творчество Расула Гамзатова давно уже перешагнуло границы его родного края. От Белоруссии до Чукотки, от Мурманска до Средней Азии звучат его стихи.

На днях вышла его новая книга «Высокие звезды». Без сомнения, и она разойдется так же быстро, как его прежние книги. Когда я читал ее, меня попеременно волновали противоположные чувства. Порой я не мог удержать улыбку, а порой слезы навертывались на глаза. И не скрою – иногда овладевало мной чувство хорошей зависти. Той зависти, которая возбуждает соревнование, заставляет руку тянуться за карандашом и лихорадочно исписывать листок за листком.

Для того, чтобы в твой сборник не затесалось ни одно слабое стихотворение, нужно быть по-настоящему хорошим поэтом. Но для того, чтобы в книге не оказалось ни одного даже посредственного стихотворения, надо быть поистине отличным поэтом. Таковы «Высокие звезды» Расула Гамзатова.

Как и прежде, русский читатель будет многим обязан переводчикам Я. Козловскому и Н. Гребневу. Не первый год длится их творческое содружество с дагестанским поэтом, и результаты его очевидны.

Древние крепости и дворцы до сих пор вызывают изумление. Огромные глыбы так тщательно отшлифованы и пригнаны друг к другу, что держатся веками без цемента. Гамзатов владеет секретом старинной кладки, но он применяет его в строительстве современного здания поэзии. Как камень к камню, плотно прилегают друг к другу стихи, они весомы и зримы, и в то же время само здание производит впечатление удивительной легкости.

Много и справедливо писалось о глубокой идейной насыщенности стихов Расула Гамзатова. И я не смогу и не захочу миновать этого разговора. Но начну, как говорится, с другого конца.

Дар поэта – его воображение. Это прирожденное свойство таланта, которое отличает его от посредственности.

Господи! А сколько еще стихотворцев с воображением крота и с фантазией кролика!.. Но оставим в покое нищих духом и обратимся к тем, у кого в руках щедрый рог таланта. Есть у Расула Гамзатова стихи со слишком уж привычным названием «О моей родине» (перевод Я. Козловского). Но посмотрите, как необычно построены они. Поэту задают наивный вопрос о родственниках за границей. Конечно, есть родственники! С крыши горской сакли, через сотни разъединяющих верст поэт видит в Стамбуле турка, похожего на его отца.

Поэт вспоминает «женщину на Капри», похожую на его мать. Париж ему становится «родней и ближе», когда:

Гвоздики алые в Париже
Мне девушка преподнесла.

И он ее, «воевавшую в маки», вправе назвать сестрою, «всей родословной вопреки». А если спросят поэта, не был ли он в плену, он ответит, что «чехи дружбой нерушимой меня сумели взять в полон», а Болгария его «пленила любовью искренней до слез», и – концовка:

Земля как будто стала шире.
И тем горжусь, что в наши дни
Все больше в неспокойном мире
Моей становится родни.

Эти стихи мне кажутся примером политической публицистики. В них все органично. Не сходя «с крыши горской сакли», поэт мысленным взором окидывает весь мир, в котором у него миллионы родственников по духу и убеждениям. Не поступаясь своей национальной принадлежностью, Гамзатов в стихах глубоко интернационален.

Художественный вымысел помогает ему перешагнуть горизонт, замкнутый родными вершинами, и по ступенькам строк обойти весь наш «неспокойный мир». У Расула Гамзатова есть чудесный цикл стихов о Болгарии, отличные строки о России, Грузии, Азербайджане. Но везде он остается дагестанцем, и аварский язык для него то же, что для меня русский.

Кого-то исцеляет от болезней
другой язык, но мне на нем не петь,
И если завтра мой язык исчезнет,
То я готов сегодня умереть.

Я жизнь люблю, люблю я всю планету,
В ней каждый, даже малый уголок,
А более всего Страну Советов,
О ней я по-аварски пел, как мог.

(Р. Гамзатов. Родной язык. Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

Лирика Расула Гамзатова неотделима от его публицистики. Большие страсти и глубокие чувства владеют поэтом. В последней книге меня остановило одно качество, которое и раньше было свойственно поэзии Гамзатова, но сейчас проявилось с неожиданной силой. Все меньше становится у поэта искрометно веселых стихов и все больше стихов-раздумий, подытоживающих жизненный путь. Спокойной и несколько горьковатой мудростью веет от них. Это уже не апрель с его первыми цветами и зеленой завязью, а зрелый плодоносящий август. И уже есть в них предчувствие осени, которая собирает летние урожаи, дарит людям молодое вино, воскрешает старые и создает новые песни. Служение поэзии, а следовательно, истине «не терпит суеты». Редко кто в молодости понимает это, а многие, и дожив до седых волос, отмахиваются от мудрых строк. К ним обращены стихи Гамзатова:

Даже те, кому осталось, может,
Пять минут глядеть на белый свет,
Суетятся, лезут вон из кожи,
Словно жить еще им сотни лет.

А вдали в молчанье стовековом
Горы, глядя на шумливый люд,
Замерли, печальны и суровы,
Словно жить всего им пять минут.