ЕЩЕ ОДИН ШАГ

Лев Антопольский

Есть поучительная сказка о том, как человек нежданно-негаданно окаменел. Но случилось чудо: мертвый гранит будто бы, снова ожил, задышало теплое тело, двинулась в жилах кровь, сорвался с языка новый, первый чистый человеческий звук. Чудо совершила любовь, и это надо запомнить.

Страшная болезнь окаменения человеческого духа – куда более многолика, безжалостна, незрима. Но более всего разрушительные следы оставляет она, захватывая сферу поэтического таланта. Все, казалось бы, на месте: поэт пишет и издает стихи, выпускает в свет сборники, пожинает успехи, красуется в лавровых венках. Но он не тот. Он уже реликвия самого себя, гранитный памятник себе. Он не говорит, а изрекает, не высказывается, а глаголет, не беседует, а поучает. Мертвым холодом ремесленничества тянет от его натужных версификаций.

Великий Маяковский с удивительной остротой прозревал опасность каменной блокады, которая в одно мгновенье стала его подстерегать. Его огромный дар не допустил поражения; поэт взрывает даже будущий памятник самому себе; он воюет за поэзию против не поэзии.

Я начал с этого вступления в разговоре о новом сборнике Расула Гамзатова «Мулатка», выпущенном в свет недавно издательством «Советский писатель», не потому, что высокий талант поэта проходит некое испытание на «гранит» и не для ответа на мнение, которое могло бы зародиться в иных слишком мнительных головах. Предшествующее творчество Гамзатова не дает ровным счетом никаких оснований для подобных сомнений. Дело обстоит куда проще.

Новый сборник Расула Гамзатова весь – с начала до конца – пронизан воинствующим «антигранитным» настроением. Гранитный поэт ненавистен Гамзатову. Для него он – символ безжизненности и атрофии таланта, его оскудения. И не о себе, не о своей поэтической судьбе хлопочет тут лирический герой Гамзатова. «Не от себя» он говорит, но «за» свою поэзию, за чувства добрые, за простоту и человечность человеческих отношений. Прозрение идет рядом с сердечной незащищенностью от непосредственно живых впечатлений бытия, предостережение расчищает дорогу доброте:

На свадьбы не ходите вы, поэты,
Погибнете на них, не ровен час.
Парадные приемы и банкеты,
Где слишком шумно, тоже не для вас.

<…>

На свадьбы не ходите вы, поэты,
На них бывал я, и, поверьте мне,
Не слышно там, как стонут лазареты,
Как сирота отца зовет во сне.

<…>

На свадьбы не ходите вы, поэты,–
Где светит солнце, лампы не нужны,
Но, там, где сумрак темен, как наветы,
Просветы в нем вы пробивать должны.

(Р. Гамзатов. На свадьбы не ходите вы, поэты. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

Оттого-то так легко чувствуется и живется в новой книге стихов Расула Гамзатова. Оттого-то так свободно в ней дышится, как бы по самим законам естественной физиологии. Широко, по всем измерениям, раскинулось поэтическое, сотканное из лучащейся материи пространство, в котором найдется место и большим идеям гуманизма, и крошечной, бьющейся точке – сердцу ласточки. Это стихотворение так прозрачно, написано как бы одним взмахом пера, что не хочется упустить из него ни одной строки:

Вьется снег, как белый прах,
Севером подуло.
Ты не мерзнешь ли в горах,
Ты не мерзнешь ли в горах,
Ласточка аула?

Туча снежная к плечу
Моему прильнула.
На коне я прискачу,
В чернобурку залучу
Ласточку аула.

Пожелал я, парень гор,
Чтоб зима минула,
Холодам наперекор
Я везу в груди костер
Ласточке аула.

Станет дождиком метель,
Речкой, полной гула.
Жура-жура-журавель,
Зазвучит в горах апрель,
Ласточка аула.

(Р. Гамзатов. «Вьется снег, как белый прах…» Перевод Я. Козловского)

Каждый новый шаг, коль набрана уже изрядная высота, дается человеку усилием, которое стоило прежних десяти. И тем более основателен, так сказать, продуман должен быть этот шаг. Нужно всматриваться в жизнь еще пристальнее, надо различать оттенки, которые сливались ранее в одно радужное пятно, надо развертывать мысленную панораму человеческих судеб и своей судьбы еще шире. Надо знать и рай и ад. Надо вести точный счет и победам и ранам. Не надо обольщаться пустым знанием. И надо быть искренним даже в своей слабости.

В новой книге Расула Гамзатова есть эта отчетливость самопроверки. Мысль поэта работает напряженно и остро. Она как бы прощупывает и простукивает весь предметно-человеческий мир – и себя, частицу его,– определяя его прочность.

В «Мулатке» меньше, чем в прежних книгах, парадоксально заостренных человеческих ситуаций, сопоставлений. Порой такого рода заострения – лишь внешняя веха, дань прежнему навыку, а мысли движутся вглубь, как бы на «параллелях», не скрещиваясь, не подтормаживая от трения и сцеплений, отыскивая наиболее короткий и простой (хотя очень не простой) путь к истине.

К таким философским стихам я бы отнес прежде всего замечательное «Я ничуть не удивляюсь, что ж...» Цитировать его, как и многие другие стихи сборника, нет возможности в краткой газетной рецензии, но есть твердая уверенность в том, что читатель, ознакомясь со сборником, обратит на них особо пристальное внимание.

Новый сборник Расула Гамзатова не всегда, разумеется, ровен. Есть отдельные строки, которые как бы отступают от общей высокой линии. Там же, где стих сработан, он сработан уже на славу. И тут мастеру не нужны подсказки и внушения: «Советчики, умерьте прыть, где ставить ручку на кувшине, не надо мастера учить». Поэт чурается лжи-славы, гранитной славы. Но он хорошо знает, что такое профессиональное достоинство художника. И умеет хранить его.

1967 год

Антопольский, Л. Еще один шаг [Текст]// Дагестанская правда.- 1967.- 12 марта.

Лев Борисович Антопольский (род. 1933) – литературный критик