ПОЛНАЯ ГОРСТЬ СОЗВЕЗДИЙ

Нина Толченова

В горах Дагестана зимой дороги обледеневают; ездят по ним в это время года лишь в случае крайней необходимости. Но в тот раз оно так и было. В Буйнакском драматическом театре имени Гамзата Цадаса готовилась к постановке «Горянка» – пьеса Расула Гамзатова.

Дом в Буйнакске, куда мы все явились вечером усталые после многочасовой репетиции, оказался полон заждавшихся друзей и родни Гамзатова. Все были веселые, шумные, говорливые. С ходу включившись в общее веселье, Расул тут же принялся шуметь больше всех и говорить громче всех, радуясь и хохоча, как ребенок каждой шутке.

Осеняя наше дружное застолье величавым своим присутствием, Гамзат Цадаса молчаливо смотрел на собравшихся пронзительным взглядом горца. Твердое, суховатое, строгой и скупой чеканки немолодое лицо его на портрете не казалось приветливым. Было в нем, как в Шамиле, что-то орлиное, и выражало оно глубокое, чуть насмешливое понимание мыслей каждого из тех, кто когда-нибудь садился за стол в этом доме, да, впрочем, и тех, кто не садился, тоже...

Портрет был очень хорош. Хотелось все смотреть и смо­треть на гордое, умное лицо крестьянина-аварца, прославившего Дагестан своими стихами. И как-то неуютно было при этом думать, что вдруг бы и не пришелся Гамзату по нраву весь этот смех, весь этот шум и все эти неугомонные шутки.

Но Расула, очевидно, это нимало не заботило. Недаром же воспел он в своих стихах, подобно Беранже: «В час радости – бузу из меда, в час горя – горькое вино».

Нет, он, казалось, ничем и нисколько не напоминал своего отца, просветителя Дагестана, этот весельчак и насмешник Расул Гамзатов. На его большом, лукавом лице все было и вправду иным, несхожим. Озорные глаза, широкая добродушная усмешка, крупный нос. В разгар общего веселья медленно вошла к нам мать Расула, престарелая Хандулай. Одетая во все тёмное, она ступала легко и держалась, несмотря на свой преклонный возраст, очень прямо, как всякая горянка.

Хандулай села среди нас и улыбнулась всем нам сразу, просто и доброжелательно. Доброта прямо-таки жила в ней. Она светилась из ее глаз и лежала в морщинах возле губ, чем-то напоминая о себе в очертаниях щек, лба, подбородка.

Глядя на Хандулай, сразу можно было угадать, что она рада гостям. И еще больше рада встрече с сыном.

Хандулай сидела и улыбалась. А Расул притих. Не то, чтобы он вовсе умолк или перестал веселить своих гостей – этого он просто не мог,– произошла в нем какая-то неуловимая перемена. Вроде бы и оставаясь с друзьями, сердцем он был только с матерью. И друзья, угадав происшедшее, поняли, что Расулу и Хандулай надо побыть вдвоем: не так-то уж часто за последние годы случается у них такая радость.

Один за другим мы все потихоньку вышли.

И, быть может, именно в этот вечер Расул Гамзатов написал одно из самых сердечных и самых доверчивых своих стихотворений. Оно так и называется «Матери». И есть в нем такие строки, простодушные и напевные, как в известном есенинском стихотворении:

Вот мы одни сегодня в доме.
Я боли в сердце не таю
И на твои клоню ладони
Седую голову свою...

(Р. Гамзатов. Матери. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

Откуда же она пришла, откуда взялась эта боль в сердце у баловня судьбы – большого поэта и сына большого поэта, у человека, которому, будто, и понаслышке неведомо горе?.. Попробуем спросить об этом у Расула. Он наверняка рассмеется, ответит шуткой, прибауткой, пословицей, острым словом. Тогда перелистаем еще и еще томик стихов «Высокие звезды». Здесь все, что чувствует поэт, все, о чем он думает и тревожится. Какая же это чистая и ясная поэзия!

Эти стихи – то брызжущие неудержимым весельем, то печальные и притихшие – обладают той же невыразимо притягательной силой мысли и чувства, какою дышит лирика Пушкина, какая живет в строфах Бернса, изумительно пересказанных Маршаком...

Нет, он никому из них не подражает. Именно, как все они, он не похож ни на кого. И если вдруг напомнит нам кого-то – особенно в своих изумительных восьмистишиях,– то лишь тем, что он такой же – настоящий.

...Расул Гамзатов не трибун. И не моралист. У поэзии Расула Гамзатова вообще негромкий голос: имеющий уши да слышит!.. Главное в ней – ее «неделанность». Она подкупает одновременно искренностью интонаций, полнейшим отсутствием «заданности» и живой современностью темы, которая у Гамзатова выражена неизменно в любви к человеку, в обостренном внимании к нему. В постоянной готовности взять долю его ноши на себя. Помните, мы спрашивали, откуда вдруг у Расула взялась боль в сердце? Так вот: «Если боль других твоей не стала, прожита напрасно жизнь твоя»,– отвечает поэт. Снова и снова говорит он об этом в своих стихах о любви к людям.

Замер орел, распростершийся в небе,
Словно крылами весь мир он объемлет,
Руки пошире раскинуть и мне бы,
Всех вас обнять, населяющих землю.

(Р. Гамзатов. «Замер орел, распростершийся в небе…» Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)

...В наше время немыслимо навязать читателю поэтические, художественные да и какие-либо иные вкусы. Читатель сам возьмет и прочтет горячо, с увлечением полюбившиеся ему стихи, вдумываясь в них, отыскивая в них ответ на то, что его волнует и занимает... Либо же равнодушно, не глядя, отложит в сторону пустые, болтливые строки – обо всем и ни о чём.

Простая по своей видимости поэзия Гамзатова лишена простоватости и полна раздумья. С годами поэт становится все более лаконичен. Он умеет вкладывать в каждые новые восемь строк смысл огромных событий, великих перемен:

Ты, время, вступаешь со мной врукопашную,
Пытаешь прозреньем, караешь презреньем,
Сегодня клеймишь за ошибки вчерашние
И крепости рушишь — мои заблужденья.

Кто знал, что окажутся истины зыбкими?
Чего же смеешься ты, мстя и карая?
Ведь я ошибался твоими ошибками,
Восторженно слово твое повторяя!

(Р. Гамзатов. «Ты, время, вступаешь со мной врукопашную…» Перевод Н. Гребнева)

И откровенная человеческая горечь этих строк и невеселая их музыка полны обаяния. Так само время входит в поэзию Гамзатова, обогащая и расширяя ее владения.

Расулу повезло. Его переводчики Н. Гребнев и Я. Козловский – это его друзья; бережно и любовно относятся они к гамзатовским строкам, таким же тонким, изящным, как дагестанская народная резьба по металлу.

Стихи Гамзатова похожи на эту резьбу и тем, что не стираются в памяти. И, наконец, чтобы закончить биографическую справку о поэте, надо сказать, что у Расула Гамзатова есть два великих учителя. Это сегодняшняя жизнь и родной народ. Поэтому-то, говоря о Гамзатове, разгадывая то жизнелюбие, моцартовское, плещущее и ликующее, что есть в этом аварце,– всякий раз иное, новое,– мы и вспоминаем разные великие имена.

Но и думы, и чувства, и слова у Расула всегда свои. Незаемные. Они похожи то на густой колокольный звон, то на светлые и высокие звуки свирели. В них сплавилась и отцовская поэтическая торжественность, требовательность и материнская, человеческая теплота и доброта. Прислушайтесь же к ним. К серебряному клекоту горной речки, невнятному шелесту трав, вековечному безмолвию важно замерших гор Дагестана – и вас тоже охватит поэтический восторг – чувство благодарного и бескорыстного удивления перед красотой жизни, бессмертной красотой родной земли.

И, как горец, приметивший гостя,
Зажигает все лампы тотчас,
Небо полночи полною горстью
Одарило созвездьями нас.

(Р. Гамзатов. У Максобского моста. Фрагмент. Перевод Я. Козловского)

Теперь и вы, даже если вам не пришлось побывать в Да­гестане, тоже одарены дагестанским небом, дагестанскими звездами. Одарены щедрым сердцем поэта. Не как далекие, холодные светила живут эти звезды в стихах Расула Гамзатова. Это мирные, теплые огни, которые зажигают горцы в окнах своих домов, чтобы люди не сбились с дороги. Это «лампы», зажженные в знак дружбы: чтобы гость знал, что его ждут, что ему будут рады.

Это полная горсть созвездий. Они взяты поэтом в небе полуночи и подняты высоко, чтобы осветить и согреть людям жизнь.

1963 год

Толченова, Н. Полная горсть созвездий [Текст]// Огонек.- 1963.- № 11.

Толченова Нина Павловна – литературный критик