Расул Гамзатов умер в Москве, только что отметив свое
восьмидесятилетие. Его похоронили в Махачкале. Вместе с ним умерли и
национальные литературы.
Хорошая была жизнь у Расула Гамзатова – Ленинская премия и
Государственные, и звание Героя Социалистического Труда, и больше полусотни
поэтических книжек по-русски, и песни на его стихи (например, знаменитые
«Журавли»), и депутатство в Верховном Совете. Но при всем том завидовать
грешно, особенно если вспомнить, что в последние десять лет большинство
читателей на любое упоминание о нем делали брови домиком: как, он жив? Так
говорили о большинстве советских реалий, нет-нет да и всплывающих в разговоре:
как, «Артек» еще функционирует? Детская редакция радиовещания еще существует?
Толстые журналы еще выходят?
Не только о Гамзатове сейчас речь, а об огромной культуре, последним
представителем которой он был. Я говорю о так называемых региональных
литературах, которых было при советской власти множество, и все они были почти
одинаковые, и издевались над ними кто во что горазд.
Культ республиканских самодеятельных авторов начался в тридцатые,
поэты дружно кинулись в переводы – злопыхатель Мандельштам уже тогда
припечатал: «Татары, узбеки и ненцы, и весь украинский народ, и даже приволжские
немцы к себе переводчиков ждут...» Переводы сделались каторгой, проклятием и
хлебом целого поколения непубликуемых или полупризнанных авторов: своими
(зачастую весьма талантливыми) вариациями на темы национальных литератур
кормились Пастернак, Тарковский, Липкин, а потом Ахмадулина, Мориц, Слепакова.
И Расул Гамзатов обрел славу не в последнюю очередь благодаря Якову Козловскому
или Юлии Нейман (поэту во всех отношениях замечательному).
В наши времена национальных литератур, по сути дела, в России нет.
Огорчаться этому или радоваться? Конечно, меньше стало чудовищного
лицемерия, заставлявшего хвалить и изучать бесчисленные и неотличимые
национальные эпосы, а сколько было подделок! За русских сказителей сочиняли
былины о богатырях Ленине и Сталине, за юкагирских – сказания о солнцеликом
спасителе юкагиров, обратно же Ленине; за среднеазиатских сказителей – песни о
батыре Ленине и его младшем брате Сталине... Невыносимые этнографические
романы, километры унылых виршей о раскрепощении трудящихся женщин.
Да, стихи прогрессивных ашугов были скучны, а поэмы Дмитрия Гулиа –
однообразны, и вряд ли кто сегодня будет добровольно перечитывать лирику
Гамзата Цадаса, чьему сыну – Расулу Гамзатову – суждено будет стать самым
известным горским поэтом, затмившим славу Махмуда. Но переводы, публикации и
пропаганда их творчества были, как ни крути, весьма прогрессивным и позитивным
фактором в истории Дагестана, Абхазии и прочих горных республик, о северных
народностях не говоря.
И если в девяностые годы возобладала точка зрения, что для
среднеазиатских, кавказских и чукотских аборигенов оптимальным состоянием
является возвращение в средневековье,– это, мол, добровольный выбор всех
народов, и да здравствует дезинтеграция по всем фронтам!– это вовсе не
означает, что опыт выращивания национальных литератур следует объявить
наследием тоталитаризма.
Следствием исторической усталости оказался триумф мракобесия,
пещерного национализма и предрассудков.
Больше того, в каждой советской республике, в каждой национальной
автономии остались заложники – писатели, поэты, учителя, воспитанные советской
властью. Им вовсе не улыбалось деградировать и отмежевываться от России вместе
со своими вождями. И Гамзатова, будь он чуть менее известен, ждала бы та же
судьба.
На его глазах его Дагестан становился вотчиной криминала, ареной
непрерывных разборок мафиозных кланов, яблоком раздора между Россией и
мусульманским миром; он дожил до терактов в Буйнакске и Каспийске; его стихи в
последние годы не переиздавались... Ну кому, в самом деле, было хуже от того,
что в бывших советских республиках и на горных окраинах России были свои
писатели? Как-никак это был шаг к цивилизации, которая, очень может быть, и
даром им была не нужна, но ведь и ребенку даром не нужна манная каша, он бы
лучше конфету съел... «У чукчей нет Анакреона, к зырянам Тютчев не придет!»–
высокомерно пророчил Фет и оказался в контексте отечественной истории прав. Но
кому от этого стало лучше?
Больше скажу: дагестанец Гамзатов, и абхазец Дмитрий Гулиа, и его
сын Георгий, и киргиз Чингиз Айтматов, и грузин Нодар Думбадзе были важнейшими
сдерживающими факторами для своих не слишком просвещенных сограждан. К ним, как
к старейшинам, прислушивались, на них ориентировались – и не умри Думбадзе в
самом начале перестройки, иной была бы судьба Грузии. Может, Дагестан потому и
удерживается в составе России и не раскололся до сих пор, что старейшина
Гамзатов, в России известный и прорусски ориентированный, цементировал свою
республику и не давал ей скатиться в хаос. Неважно, какой он был поэт, хотя,
судя по «Сказанию о Хочбаре» в блестящем переводе Солоухина, поэт он был
сильный, отлично умеющий строить эпическую фабулу. Важно, что он был уважаемый
человек. И лучше, когда в республике уважают поэта, чем когда в ней чтут
директора рынка или религиозного радикала.
Гамзатов был последним крупным представителем национальных литератур
на территории бывшего СССР (Айтматов давно послом в Люксембурге, правда, есть
еще Юрий Рытхэу, но он пишет по-русски). Сегодня национальных литератур нет.
Нет и писательских бригад, которые объедаются и пьянствуют на литературных
семинарах в Абхазии или Махачкале, но назвать это большим достижением
демократии, воля ваша, трудно.
Жалко мне только того мальчика, который живет сейчас где-нибудь в
Дагестане и пишет стихи. Должен же быть такой мальчик. Если его нет, зачем
вообще все?
2003 год
Быков, Д. Журавли улетели… [Текст]//
Огонек.- 2003.- № 41.- С. 46-47.
Комментариев нет:
Отправить комментарий