«НЕ ХОЧУ Я ОТДЕЛЬНОГО СЧАСТЬЯ…»

Кеворк Кеворкян

С Расулом Гамзатовым я почувствовал себя совершенно комфортно с первых же минут встречи, буквально с двух-трех незначительных фраз, которые мы друг другу сказали, хотя оба друг друга и не понимали. Я чувствовал себя так, словно бы находился в доме ближайшего своего приятеля, хотя это происходило в неприбранном номере софийской гостиницы. Гамзатов готовился к вылету, точнее даже уже был готов, но так как в половину уха услышал несколько добрых слов о моей милости, заговорил…

В какой-то момент я уже перестал понимать его слова,– а переводчик еще меньше понимал их,– но в то мгновение, когда его голос почти заглох, я подумал, что и он плохо слышит и понимает,– крупный, побелевший старик, только глаза его неотлучно смотрели на меня, как бы спрашивая: понимаю ли я, что человек несет свободу в себе самом? Мне не хотелось его прерывать, но пора привести здесь и начало нашего разговора.

Кеворк Кеворкян (К. К.): Что из самого значительного произошло с момента выхода Вашей первой книги?

Расул Гамзатов (Р. Г.): Моя первая книга вышла в свет в 1943 году. Победа, разгром фашистов были самими значимыми событиями, разумеется.

К. К.: А в литературном смысле?

Р. Г.: В литературном – каждая новая книга – это событие. Но не нужно употреблять таких громких слов, скажем, что это радостное событие для моей души. Не следует называть выход своих книг событием, хотя у меня было несколько счастливых произведений, которыми я попадал в цель. Например, так случилось с моими «Журавлями» – после выхода этого стихотворения в печати в восемнадцати городах страны возвели памятники. И теперь, когда я смотрю на них, мне приятно. После появления «Журавлей» много людей вернулись на родину, которую оставили по тем или иным причинам.

Мое другое счастливое произведение – поэма «Берегите матерей». Это не лучшая поэма, но оказалось, что я попал в точку в отношении к очень важной, на тот момент времени, социальной проблеме. Я не предполагал, что она получит такой мощный отклик. В более ранние годы я написал и поэму об отце. В художественном и философском отношении она даже более удачна, но не вызвала такого интереса. Откликнулась литературная критика, но не читатели.

Поэтому я думаю, что литература выполняет свое предназначение тогда, когда начинает интересовать тех людей, которых раньше не интересовала. Люди обыкновенно хотят завоевывать чужие пространства, а когда мне удается завоевывать чужие сердца, мне это приносит наслаждение, настоящую радость.

К. К.: А какое из стихотворений заставило Вас полюбить поэзию?

Р. Г.: Я родился в «песенном доме» – мой отец был поэтом. Так что это унаследованная любовь.

К. К.: Вы верите в наследство такого рода?

Р. Г.: Нет, оно мешает поэту. Думаю, что одному народу достаточно одного хорошего поэта. А два поэта в одном доме – это как архитектурное излишество. Когда я еще подписывался отцовской фамилией, все думали, что это написал мой отец, и спрашивали меня: «Что с ним случилось? Раньше он писал так замечательно, а теперь…»

К. К.: Вам было неудобно?

Р. Г.: Ни в коем случае. Выскользнуть из-под влияния моего отца, стать самостоятельным – вот что было тогда самым желанным для меня. И это было большой проблемой. Поэт тогда становится поэтом, когда он становится самостоятельным, независимым.

К. К.: А когда решили, что Вам удалось оторваться от его влияния?

Р. Г.: Я не стремился оторваться. Это трудно объяснить. Мне случалось бывать под влиянием разных поэтов. И только когда люди начали цитировать мои стихи, читать их вслух по памяти, и даже петь мои песни – только тогда я почувствовал себя совершенно самостоятельным состоявшимся автором. Но в начале все было наоборот. В 16-17 лет я думал, что являюсь самым великим поэтом и никто не в силах на меня повлиять. Позже начал сомневаться. И до сих пор мои сомнения не оставляют меня. Каждое новое стихотворение пишу как в первый раз.

К. К.: А все-таки, как Вы разговаривали с отцом о поэзии?

Р. Г.: Мы не читали друг другу стихов. Иногда он мои стихи правил, но я не сохранил его правок. Он любил напевные стихи, гладкие, жизненные. Для меня поэзия действительно была главным в жизни, а для отца нет. Он любил пахать, сеять, ездить верхом, косить траву. Я не умел всего этого, и от безделия писал стихи.

К. К.: По-моему, Ваш отец прекрасно жил.

Р. Г.: Точнее, он жил очень скромно. А в сравнении со мной – бедно. Он был художником. Считал себя сельским человеком. Пахарем. А в действительности был очень образован и интеллигентен. Он также говорил, что водить автомобиль куда легче, чем оседлать коня.

К. К.: Ваш первый сборник стихов назывался «Любовь и ненависть»?

Р. Г.: Да. Название громкое, а содержание слабое.

К. К.: Что на протяжении многих лет продолжаете ненавидеть?

Р. Г.: Несправедливость. Хотя понимаю, что она непобедима. Непрерывно боремся с несправедливостью и все умираем, а она живет…Несправедливость, неблагодарность, карьеризм. Я писал о трех злах Дагестана – воровстве, пьянстве и … диссертациях…

К. К.: А в литературном мире как выглядит несправедливость?

Р. Г.: Я говорю не о литературе, я говорю о жизни. Думаю, что и самый слабый автор лучше любого государственного чиновника.

К. К.: Может быть, может быть…Расскажите что-нибудь о своей семье…

Р. Г.: Моя жена – искусствовед. У нас три дочери. В моем доме у меня четыре критика…

К. К.: Других поэтов больше нет?

Р. Г.: Одна из дочерей аспирантка Литературного института, в котором и я учился. Пишет диссертацию. Вторая дочь тоже готовится к аспирантуре. Она закончила Московский государственный университет по кафедре истории искусства. Ваша Ванга мне сказала, что самая младшая будет писать.

К. К.: А Вас это радует или огорчает?

Р. Г.: Мне все равно. Я знаю, что для женщины это очень нелегко.

К. К.: Какая поэзия нравится Вам самому?

Р. Г.: Разная, но все зависит от настроения. Еще А.С. Пушкин говорил, что поэзия, это настроение.

К. К.: Сегодня Вы возвращаетесь в Дагестан…Что наиболее характерно для Вашей республики, для родных мест?

Р. Г.: В переводе Дагестан значит «страна гор». У нас есть три сокровища – море и все остальное. У нас есть и горы языков, на которых говорят народы Дагестана. В республике книги издаются на девяти языках, а всего их сорок девять. Наш край суров, но он очень красивый и величественный, мужественный и нежный.

К. К.: Какие самые нежные слова Вы можете сказать женщине?

Р. Г.: Я сказал их в своих книгах. Я так много объяснялся в любви, что боюсь, мне перестанут верить. В Дагестане мерой мужества является отношение к женщине, то как мужчина относится к женщине. А для женственности у нас нет меры – невозможно измерить любовь и красоту ни в килограммах, ни в метрах. По конституции горца мужчина может биться только в двух случаях – за родную землю и за красивую женщину. В остальных случаях бьются только петухи.

К. К.: Ваша книга «Мой Дагестан» стала очень популярной в Болгарии. Что бы сегодня Вы в нее добавили?

Р. Г.: Да это по сути дела и не одна книга. Это предисловие ко всем моим книгам, которые я еще не успел написать до сих пор. Каждый человек мечтает рассказать, написать о своей родине. Так сказать, стать ее корреспондентом. Но я не смог этого сделать и поэтому написал эту книгу как предисловие. Вторая книга была составлена из отдельных фрагментов, а третья стала послесловием к книге, которую, мне кажется, я не успею написать. Сейчас пишу «Конституцию Дагестана». В ней семь глав: Женщина, Мужчина, Более старший, Более младший, Гость, Приятель, Сосед.

К. К.: Это интересно!

Р. Г.: Я хочу еще написать книгу «Дагестанский календарь». Потому что считаю, что у каждого народа должен быть календарь особенных дат. В моем будет 360 страниц и десяток рассказов.

К. К.: Если какой-нибудь обыкновенный болгарин поедет с Вами в Дагестан, чем Вы его там поразите?

Р. Г.: Это будет зависеть от того болгарина. Я люблю гостей. Когда я смотрю их глазами, то нахожу много нового и необычного. Иначе человек ко всему привыкает. Сначала я показываю гостям свой дом, потом свой аул, и если они интересуются дагестанским искусством, то вожу их к нашим мастерам. У нас у каждого аула свой язык и свое ремесло.

К. К.: Перед началом интервью, я Вас предупредил, что готовлю к печати сборник интервью с известными писателями – в общих чертах, пытаюсь понять, что представляет из себя человек…

Р. Г.: Вы – детектив?

К. К.: Да, литературный. К примеру, Джанни Родари мне сказал, что дети всегда на шаг впереди нас, взрослых. А что по этому поводу скажет Расул Гамзатов, что, по Вашему мнению, из себя представляет человек?

Р. Г.: Человек? Для меня это свобода. Я люблю людей, рядом с которыми чувствую себя свободно. Люблю также, чтобы и они рядом со мной чувствовали себя свободно.

К. К.: А куда, на Ваш взгляд, направляется современный человек?

Р. Г.: Вперед направляется. Навстречу своей гибели. И чем глубже он это осознает, тем лучше для него.

К. К.: Почему? Какие преимущества это осознание ему дает?

Р. Г.: Так он перестает быть ярым безбожником и атеистом. Потому что некоторые понимают это как вседозволенность: что хочу, то и делаю – все равно все одинаково закончим. А другие люди спешат делать добрые дела. Так что тот писатель правильно сказал. Дети всегда впереди нас…

К. К.: А что самое лучшее может сделать один поэт?

Р. Г.: Любить и выражать свою любовь. Воспевать, протестовать, радоваться и возмущаться.

К. К.: Что на протяжении всех своих лет Вы не успели воспеть?

Р. Г.: Я много чего не успел…Потому что очень занят и многими другими делами. Мне иногда очень трудно выделить время для поэзии, особенно когда я бываю за роскошным столом, со стаканом хорошего вина в руке,– сижу к примеру, со своими друзьями и с красивыми женщинами. И поэтому тоже часто многого не успеваю, но не сожалею об этом. Всего все равно не успеть, как бы того нам не хотелось. Моих замыслов больше чем моих сил. По молодости лет сил было больше, чем замыслов. А теперь все наоборот.

К. К.: Какая мысль Вас мучает больше других?

Р. Г.: Несовершенство меня мучает. Это у всех вызывает тревогу. Мы с таким трудом воспитываем своих детей и с такой легкостью их уничтожаем… От жизненного опыта человек должен становиться мудрее, а время говорит о том, что человек становится все глупее и жестче. Ему ничего не стоит сбросить бомбы на школу. Это ужасно.

К. К.: У Вас в Дагестане есть колоритные тосты…

Р. Г.: Нет, у нас нет культуры тостов. Это у грузин. Мы все слишком спешим. До революции у нас вообще не было письменности. А теперь мы стремимся стать первыми во всем. И поэтому много пьем. Раньше у нас был только один тост: «Пусть хорошим людям везет на хорошее, а плохим на плохое!» Но уже и этот тост не употребляем во время застолий, потому что поняли, что плохие всегда живут лучше, чем хорошие люди.

К. К.: Что бы Вы хотели пожелать самому себе?

Р. Г.: Не хочу я отдельного счастья. Не хочу счастья неразделенного. Я бы пожелал себе только встреч с добрыми людьми.

К. К.: А этих добрых, хороших людей с годами становится больше или меньше?

Р. Г.: Конечно больше! У меня есть друзья, которые на протяжении многих лет не изменили мне и которым не изменил я. Говорят, что чем старше приятель, тем он лучше. Но это не так. Он или твой приятель, друг, или нет… А каждый новый человек для меня праздник, праздник души моей.

Из книги Кеворка Кеворкяна «15 встреч», выпущенной Издательством имени Христо Данова в Пловдиве, Болгария, в 1982 году. Перевела на русский язык Татьяна Рындина, Пятигорск. 2012.

Кеворк Кеворкян (род. 1944) – болгарский тележурналист