Как-то
более десяти лет назад на одной из своих книг я сделал Расулу Гамзатову такую
надпись: «Лучшему из нас – нынешних поэтов гор». Это не было ни просто знаком
вежливости по отношению к младшему собрату (он на шесть лет моложе меня), ни
стремлением преувеличить его значение. Я так думал тогда о молодом Гамзатове,
также думаю о нем и сегодня – через пятнадцать лет. Моя похвала ему была
справедливой и соответствовала истине, а годы, прошедшие с тех пор, доказали
мою правоту. Для того, чтобы с самого начала понять, как талантлив Гамзатов, не
требовалось быть знатоком поэзии или мудрым ее ценителем – это сразу и
безошибочно ощутили читатели. Когда в центральной прессе стали появляться стихи
Расула и выходили его первые книжки в переводе на русский язык, я переживал
самые трудные дни в моей жизни, находился далеко от родного Чегема и Эльбруса,
но пристально следил за тем, что печатал Гамзатов. Раз я понял, как он талантлив,
то мне было интересно, в каком направлении будет развиваться его дарование.
Сегодня, когда поэт достиг полной зрелости и вершины своей славы, мне тем более
интересно сказать о своих чувствах к нему, о том, как я его понимаю.
Еще
до встречи и личного знакомства с Расулом в одном из журналов, кажется в «Новом
мире», я прочел небольшое его стихотворение. Вот оно:
Дверцы печки растворены,
угли раздуты,
И кирпич закопчен, и огонь тускловат.
Но гляжу я на пламя, и кажется, будто
Это вовсе не угли, а звезды горят.
И кирпич закопчен, и огонь тускловат.
Но гляжу я на пламя, и кажется, будто
Это вовсе не угли, а звезды горят.
Звезды детства горят, звезды
неба родного.
Я сижу у огня, и мерещится мне,
Будто сказка отца вдруг послышалась снова,
Песня матери снова звенит в тишине.
Я сижу у огня, и мерещится мне,
Будто сказка отца вдруг послышалась снова,
Песня матери снова звенит в тишине.
Полночь. Гаснет огонь.
Затворяю я дверцу –
Нет ни дыма, ни пламени, нет ничего.
Что ж осталось? Тепло, подступившее к сердцу,
Песня матери, сказка отца моего.
Нет ни дыма, ни пламени, нет ничего.
Что ж осталось? Тепло, подступившее к сердцу,
Песня матери, сказка отца моего.
(Р. Гамзатов. У очага. Перевод Н. Гребнева)
Я
обрадовался этим стихам не только потому, что нашел их хорошими, хотя, разумеется,
в этом и заключалось главное. Все же была еще и другая причина, вызвавшая мою
радость. Стихотворение Гамзатова имело такое содержание, ту художественную силу
и суть, оно было написано на такую тему, которые делали его явлением редким во
всей поэзии горцев тех лет. Тогда многих наших авторов одолевали риторика,
общие слова и голая декламация, стихотворцы могли писать о чем угодно за
исключением всего того, что их окружало, было им близко по их рождению, лежало
рядом, просилось в стихи и связывало их с родной землей, с отчим домом. Писать
на такие темы, какую поднимал Гамзатов в процитированном выше стихотворении,
большинство горских поэтов в те годы считало изменой гражданственности, впадая
в непростительное для литераторов заблуждение. Они не хотели знать, что художник,
не поняв языка родной земли, не сможет понять никакого другого, что он
приходит, если позволяет степень дарования, к человечеству только через образы
отчей земли, своего очага, через опыт родного народа, неся в своих созданиях
свет его сердца, как и чистоту молока матери, вобрав в свои произведения чудо
цветения абрикоса и созревания колоса в родных долинах.
К
радости моей, я в те годы, как и теперь, считал, что поэт должен говорить
только о том, что ему очень дорого и близко, что необходимо людям сегодня и
всегда быть, как сказал поэт Востока,– золотой свирелью в устах народа.
Прочитав стихотворение молодого Гамзатова об огне отцовского очага, я обнаружил
в нем глубокие раздумья, много сердечности и истинного поэтического настроения,
образность, мысль, не внешний блеск, а внутреннюю сдержанную силу. Это было
близко мне во всех отношениях и отвечало моим представлениям о поэзии. Такие
стихи должны были нанести сильный удар по ненавистной мне трескучей риторике. В
те годы, по независящим от меня причинам, я сам не печатался, но радовался
появлению хороших стихов, написанных горцем.
В
стихах настоящего поэта, конечно, должны пламенеть родной очаг, присутствовать
тепло материнских рук, чистота ее молока, ее голос, гореть звезды детства и
родного неба, стихам необходимы «песни матери и сказка отца», запах хлеба отчей
земли, ее дождь, снег, рассвет, сумерки, колосья, цветы, дерево, камень,– все,
что дорого нам на милой земле. Я так считал в молодости, так же считаю и
теперь. Это же обнаружил в стихах нового для меня поэта Гамзатова четверть века
назад. Он стал мне близким, я нашел в нем единомышленника в поэзии еще до
нашего личного знакомства. Это вовсе не значит, что мы писали или пишем теперь
одинаково, нет, конечно.
Шли
годы. Поэт продолжал восхождение, все больше и больше радуя нас своим сильным,
самобытным, искрометным дарованием, поднимаясь с высоты на высоту, завоевывая
все большее число читателей и почитателей. Это было восхождение таланта. Мне думается,
что Гамзатов явился первым из национальных поэтов страны, вызвавшим в переводе
на русский язык небывалый доселе горячий интерес со стороны читателей во всех
уголках Советского Союза.
Считаю
справедливым подчеркнуть это. Такой факт заслуживает того, чтобы мы подумали о
его значении и попытались уяснить причины. В чем же все-таки секрет такой небывалой
широкой популярности поэта, пишущего на языке малочисленного горского народа? В
своих беглых заметках, разумеется, я не смогу дать исчерпывающего ответа на поставленный
вопрос – он требует, как и любая проблема, изучения, а все же, хоть и приблизительно,
но постараюсь ответить.
Прежде
всего, конечно, успеху Расула Гамзатова у широчайших читательских кругов способствовал
талант и его индивидуальные особенности. В характере дарования аварского поэта
я нахожу счастливое сочетание большой лирической силы, которая всегда покоряет,
с остротой мысли, эмоциональности с блеском ума. Такое завидное для художника
сочетание, вложенное в его существо самой природой, приводит к замечательным
результатам. Мне думается, что его поэзия много дает и уму и сердцу. Отсюда та
истина, что стихи Гамзатова нравятся представителям разных читательских кругов.
Кроме того, его манера письма простая в хорошем смысле слова, а тон
доверительный, сердечный, у него не нагромождение образов, а сильная образность,
слитность мысли, чувства и образа. А ведь, кажется, из всего этого и состоит
поэзия? Она не наука и должна быть непосредственной, эмоциональной, ибо
обращена к человеческому сердцу. А с другой стороны, Расул Гамзатов обычно
пишет о вещах, близких большинству людей. И семена у него попадают в почву, как
надо. Крупному поэту необходимо иметь очень чуткое сердце. Чутье и талант почти
синонимы, чем у человека больше чутья, тем значительней его дарование.
Расул
Гамзатов сумел соединить восточные, горские традиции с великим опытом русской
поэзии. Это требует, видимо, не только чутья, но и серьезной учебы.
Возьмем
одно из самых известных стихотворений Гамзатова – «Журавли», ныне ставшее
популярнейшей песней, одной из любимейших в стране, может быть, лучшей. Почему
это стихотворение стало песней, вызвавшей такой огромный интерес? Опять-таки
думается мне, потому, что поэт в нем говорит об очень близких каждому из нас
вещах, о тех незабвенных детях Родины, которые полегли на родной земле, чтобы
отстоять ее от врагов. Но ведь и до Гамзатова писали об этом очень много. Но
все дело в том, что Расул написал иначе, то есть очень талантливо, сильно,
сердечно, проникновенно, пронзительно. А ведь в этом и сила лирики. Вот строки,
Приводящие любого из нас в трепет правдой чувств:
Летит, летит по небу клин усталый –
Мои друзья былые и родня.
И в их строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня?
Мои друзья былые и родня.
И в их строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня?
(Р. Гамзатов. Журавли. Фрагмент. Перевод Н. Гребнева)
Это
настолько по-человечески правдиво, в этих строчках такая пронзительная сила,
что они западают в душу каждого. Ведь любой из нас знает, что за каким-нибудь
поворотом дороги его тоже же ждет последний час. Побеждают только те художники,
которые могут сказать о таких вещах откровенно, правдиво и горько. Без такой
откровенности лирике не быть.
У
Гамзатова, к счастью, нередко бывает такая откровенность, обнаженность сердца.
Это для поэта драгоценно и ничем не заменимо. Тут мастерство – только
подспорье.
В
стихах Расула Гамзатова много душевного тепла, доброго огня, сердечности,
лиризма. Этим и притягивает нас, читателей, его поэзия. То, что я говорил до
сих пор, это только одна сторона его поэзии. Не менее сильной, по моему мнению,
является и другая характерная черта его дарования. Это то, что он умеет писать
весело, остроумно или с улыбкой. А ведь такое редко дается лирикам. Гамзатов
же, конечно, лирик, врожденный лирик. У него есть стихотворение, обращенное женщине,
в котором он говорит, что, если тысячи мужчин влюблены в нее, то среди них и
Расул Гамзатов, если в нее влюблен только один мужчина, то и это Расул Гамзатов
если же никто ее не любит и она страдает, то значит, что поэт Расул Гамзатов
мертвый лежит в горах. Полушутливый тон, присутствие улыбки не уменьшают
художественной силы стихотворения, наоборот, делают его ярким и интересным. Оно
характерно для дарования его автора.
В
умении сочетать улыбку с горечью, остроумие с печалью, серьезность с шуткой я
вижу особенность дарования и художнической манеры Гамзатова. Это мое мнение подтверждается
и такими известнейшими циклами поэта, как его «Четверостишия» и «Надписи». В первой
группе стихов мы видим настоящую серьезность, лиризм, глубину, драматизм, а во второй,
как и в эпиграммах, много остроумия и улыбку Думаю, что эти обе характерные
черты дарования Расула одинаково важны для него и одинаково хорошо служат его
поэзии, придавая ей многогранность, широту, большую жизненную силу. Стать
широко известным Расулу Гамзатову помогло, по-моему, еще одно очень нужное для
художника качество – это умение связывать все родное, близкое, отчий дом, песню
матери и сказку отца с жизнью всей страны, со всеобщим, глобальным,
универсальным. Это делает его и национальным и общечеловеческим, конкретным и
обширным, спасает от риторической декламации. Я бы назвал это умением с
отцовского дворика видеть весь мир.
В
этих заметках я не ставил себе целью дать сколько-нибудь полную характеристику
творчеству Расула Гамзатова, мне хотелось выделить лишь те черты, которые
считаю самыми характерными и главными для него, сказать о нем доброе слово в
связи с его пятидесятилетием. О Расуле Гамзатове написано много. И пусть в
большую реку сказанного о нем притечет и мой чегемский ручеек. Исполняется
пятьдесят лет одному из известнейших советских поэтов. Этот возраст для
художника – пора настоящей зрелости, как говорится, время полного расцвета
творческих сил. Именно таким и встречает свой полувековой юбилей Расул
Гамзатов, вдохновенный поэт-гражданин, один из славнейших певцов страны.
Он
в полную меру узнал признание и любовь массы читателей, почет и славу, достойно
воспел Родину и ее строителей, ее женщин и героев, ее колосья и деревья, горы и
долины, ее бессмертную красоту, он шел по земле, влюбленный в нее и очарованный
ею, радуясь цветам на ней и звездам над ней. Большой поэт нес и несет свою
большую любовь к людям, ко всему хорошему на свете, и люди отвечают ему
любовью.
Я
видел Расула на его каменистой, как и мой Чегем, земле, в маленьком ауле Цада,
в Москве и Париже, Душанбе и Ленинграде и бывал свидетелем, как радушно и
любовно, как горячо его принимают всюду. Для этого необходимо иметь не только
выдающийся талант, но и большое обаяние. Жизнь щедро наградила его тем и
другим. Таким именно мы и знаем Расула Гамзатова. Он, конечно, явление редкое,
талантлив во всем. Огромное дарование дала ему, разумеется, сама природа, а вот
возможность, чтобы его голос услышали миллионы и по достоинству оценили этот
редкий голос, сыну небольшого горского народа дали только наши советские
условия. В других обстоятельствах этого не случилось бы даже с гениальным
дарованием. Это необходимо подчеркнуть ради справедливости, ради верности
истине. Расул должен быть благодарным жизни и судьбе – они были добры и щедры к
нему. Пусть такими они останутся и дальше на долгие годы в отношении замечательного
художника и пусть он подарит людям еще более прекрасные песни.
У
поэта, очень любящего жизнь и молодость, уже поседела голова. Но он не
нуждается в утешениях, полон энергии и вдохновения. Расул, какие бы титулы он
ни носил, всегда остается для нас, его товарищей, милым, жизнерадостным,
добрым, остроумным, не приобретая никакой тяжеловесности, важности,
лжемудрости, каким и должен оставаться поэт при любых благах. Мы любим его
стремительным и сверкающим.
Расул!
Давай снова, как много лет назад в твоем Хунзахе, встанем лицом к горам и
посмотрим на их высоту и белизну. И не надо нам с тобой никаких слов, никаких
клятв вслух. Я вновь, как и пятнадцать лет назад, только хочу сказать тебе: «Здравствуй,
Расул, лучший из нас – нынешних поэтов гор!»
Кулиев, К. Восхождение таланта [Текст]//
Слово о Расуле Гамзатове.- Махачкала: Дагкнигоиздат, 1973.- С. 213-219.
Комментариев нет:
Отправить комментарий